Я пришел в Дирекцию 1 января 2005 года. Вскоре после того, 
как на организацию было возложено сопровождение программы «Исследования и разработки по приоритетным направлениям 
развития научно-технологического комплекса России» (первой 
ее версии 2002—2006 годов), возглавить Дирекцию пригласили Андрея Николаевича Петрова. Он стал собирать сотрудников. 
В декабре 2004 года мы с ним провели переговоры,
и я приступил к работе.

У меня уже был опыт организации проведения экспертизы: 
мы обслуживали федеральную целевую программу «Интеграция науки 
и высшего образования». Более того, я к тому моменту защитил кандидатскую диссертацию в Академии госслужбы при Президенте РФ (я поздно защитился, после 50 лет). Тема моей диссертации была посвящена организации и проведению экспертизы. То есть я методически был немного подкован и уже имел практический опыт. И вот, когда мы только начали работу, Андрей Николаевич практически каждый день приходил и вникал во все те работы, которые мы выполняли. Со временем он стал приходить все реже и реже, а потом мы уже встречались с ним только на совещаниях.

А задачи были такие: нужно было разработать и внедрить механизм организации выполнения федерально-целевой программы. Работа была очень интересная и объемная. Именно тогда родилась идея сделать независимую экспертизу, был введен институт мониторинга хода выполнения. В программе было пять больших направлений, по каждому из них была своя организация-монитор. 
Эти организации выбирались по конкурсу. Нам повезло, что среди победителей конкурса у нас появились Военно-инженерная корпорация «Викор», Региональный фонд научно-технического развития Санкт-Петербурга и Корпорация МетаСинтез. В составе этих организаций были люди, которые прошли военную приемку. Было проведено очень много совещаний, пока мы до конца не отработали регламент приемки выполненных работ. Другим немаловажным фактором являлось то, что в процессе разработки всех предложений непосредственно участвовал заказчик – это было Агентство по науке и инновациям 
и персонально заместитель руководителя агентства Инна Петровна Биленкина. Она была по-настоящему заинтересована в работе, всегда давала дельные советы, и все вопросы решались оперативно. Мы приходили и докладывали: «Инна Петровна, предлагается то-то и то-то, как вы считаете?» И она либо давала добро, либо говорила, что нужно доделать. Примерно так начиналась работа.

В программе «Исследования и разработки» было пять направлений (живые системы, индустрия наносистем, развитие инфраструктуры, экология и рациональное природопользование, IT-технологии), 
и по каждому из них у нас был куратор. Я тогда возглавлял отдел экспертизы и при этом вел наравне с остальными кураторами одно 
из направлений – индустрию наносистем. Поэтому мне в основном доставались проекты, связанные с этой тематикой.

Но интересно было все. Мне очень нравились работы, которые шли 
из МИСИС, особенно те, где они разрабатывали новые материалы для медицины и медицинских имплантов. Также запомнились проекты ИОНХ РАН и МГУ – большинство проектов было на стыке научных дисциплин.

Сейчас в основном у нас идет экспертиза отчетных материалов 
по международным проектам. Ну и поскольку я в свое время 
закончил сельскохозяйственный вуз, мне дают сельское хозяйство 
и биологию. Это очень интересно. По работам, связанным с поддержкой селекционно-семенных центров, я нашел одного эксперта, и он показал мне свои делянки. Я в таком прекрасном состоянии пшеницу никогда 
не видел! Там даже по фото можно было сказать, что урожай будет огромным. Я потом его спросил, сколько на этих делянках получилось: в своем селекционном центре они собрали 112 ц/га, в Краснодарском крае – 101,3 ц/га, а на производственном участке в Орловской области – 87,3 ц/га. Это очень большой урожай, и они его зафиксировали в Книге рекордов России.

Я закончил Московский институт инженеров сельскохозяйственного производства имени В.П. Горячкина и пошел работать во Всероссийский научно-исследовательский институт организации производства, труда 
и управления в сельском хозяйстве, так как туда немного раньше распределилась моя супруга. Я занимался экономическими
 вопросами, вопросами организации труда, возглавлял лабораторию 
по семеноводству. Мы приезжали в различные хозяйства и пытались внедрить в них свои разработки. Это был мой первый опыт. Потом 
у нас произошла смена руководства, я подумал-подумал и ушел 
на Россельхозбиржу. Мне показалось, что это очень интересное направление. Мы там организовывали торги, готовили предложения 
по ценам.
А потом меня переманил мой хороший знакомый и будущий научный руководитель диссертационной работы К.И. Плетнев. Он работал в Центре регионального научно-технического сотрудничества при Президиуме Академии наук. Там я прошел путь от главного специалиста до заместителя директора. Это были 90-е годы, было очень сложно с финансированием. В какой-то момент Плетнев – он в то время преподавал в Академии госслужбы и был профессором – махнул на все рукой и оставил центр на меня. Так что я непродолжительное – слава Богу! – время даже был его директором. К 2004 году заказов на выполнение нашей работы совсем не стало, и мне пришлось написать письмо на имя президента академии. Я изложил ситуацию и предложил либо помочь нам с заказами, либо принять решение о закрытии. И он решил, что лучше закрыть. Поэтому, когда я получил приглашение Андрея Николаевича Петрова перейти в Дирекцию, меня фактически ничто не держало.

В принципе, технология организации и проведения экспертизы не претерпела каких-либо серьезных изменений. Как раньше организатор экспертизы опирался на субъективное мнение эксперта – человека знающего, так и теперь. Работая над диссертацией, я изучил много материалов, связанных с рынком экспертной деятельности, в основном за рубежом. И прослеживался явный тренд на увеличение объема этой деятельности. Перед тем как вкладывать средства, люди не жалели денег на то, чтобы провести глубокую экспертизу и выяснить, будет ли в конце достигнут тот результат, который покроет все эти затраты. К сожалению, это направление не получило развития.

Мы думали, что будет какой-то государственный орган, наделенный правом проводить сертификацию тех учреждений, которые хотят организовывать экспертизу в научно-технической сфере. И вроде бы такая работа начиналась. Например, когда я работал в Центре регионального научно-технического сотрудничества, мы дважды проходили сертификацию, и проводил эту работу РИНКЦЭ. А потом их лишили такой функции, и теперь сертифицировать некому. А в связи с тем, что закон о науке и научно-технической деятельности перекладывает проведение экспертизы на Академию наук, то вроде бы и незачем. Но мне кажется, что проводить экспертизу программ научных исследований учреждений – это, безусловно, их прерогатива, а вот чисто прикладные работы можно было бы отдать сети организаций, которые только этим занимаются и зарабатывают на этом деньги. Но этого не произошло.

Вы знаете, была моя коллега, руководитель отдела сопровождения контрактов Мария Букатова. Вот мы экспертизу провели, передали результаты экспертизы проекта в конкурсную комиссию – и все, мы от него уходим. А они сопровождали до самого конца. Были, конечно, случаи, когда расторгались контракты, но все-таки львиная доля доходила до завершения с получением результата. И она ежедневно была на связи с министерством. И чего ей это стоило, я только сейчас понимаю.

Еще у нас заведовала отделом правового и кадрового обеспечения Ольга Перминова. В каждой организации практически ежегодно бывают проверки. Как только проверяют министерство, так и к нам заглядывают. Благодаря Перминовой каких-то серьезных замечаний, влекущих за собой последствия, за все эти годы ни разу не было, потому что она всегда с нас очень строго требовала.

Константин Шуртаков. Он тоже начинал руководителем отдела. Одной из главных его задач была подготовка ежегодного доклада, который передавался в Министерство науки, а те, в свою очередь, передавали в Минэкономики. Там собирали доклады по всем федеральным целевым программам и готовили материалы для рассмотрения правительством. За то время, пока мы сопровождали «Исследования и разработки» (изначально она была принята на 2002–2006 годы, потом продлена на 2006–2013 и 2014–2018 годы, вот сколько было версий!), никаких нареканий к выполнению этой программы у правительства не было. Наоборот, нам ставили это в заслугу.

Не могу не отметить ныне работающего в Дирекции Константина Шишканова, а также всех сотрудников нашего отдела.

Ой, не говорите! Знаете, больно было смотреть. Мы до работы в Дирекции обслуживали программу «Интеграция науки и высшего образования». Тогда автоматизированной системы не было, и залуженные деятели науки, профессора приезжали с тележками. Мы загружали им заявочные материалы, и они увозили их домой, чтобы потом на каждую из этих заявок написать заключение. Платили мы копейки, по 300 рублей за заключение. И я однажды спросил, объясните, пожалуйста, почему вы с удовольствием беретесь и делаете, хотя деньги совсем маленькие. И мне раскрыли глаза. «Понимаете, – сказал один из специалистов, – сейчас дефицит информации, и я через вот эти материалы пытаюсь все-таки представить, что в моей отрасли происходит».

Я помню свои впечатления, когда впервые опробовал Систему экспертиз. Восторг! Там можно было выкопать массу любой информации. К нам даже ходили представители из министерства – мы тогда сидели на его территории: «А вот скажите, сколько заявок из такого-то федерального округа? А есть ли заявки от такого-то университета?» Я им показываю: можно вот так фильтр поставить, и из общей массы заявок 14 из этого федерального округа. Потом, когда я Андрею Николаевичу об этом рассказал, он договорился, и каждому, кто хотел, из руководящего состава министерства открыли доступ в систему с соответствующими допусками.

При Системе экспертиз одно время был очень хороший сервис. Через научную библиотеку организовывалась закупка сведений из баз данных научных публикаций и патентов. И вот буквально все эти базы присутствовали в нашей системе, эксперты имели возможность через наш сервис зайти туда и пользоваться бесплатно. Как они нас благодарили за это!

Вообще, не единожды я слышал от экспертов: «Ребята, вы как собака на сене! У вас такая прекрасная система, почему вы не тиражируете ее на регионы?» Мало того, что там идет проверка прямого копирования, можно и смысловые заимствования отслеживать. Ведь можно фразу так переделать, что прямого копирования не будет, но смысл остается тот же. И система это чувствует.

Конечно, нужно знать историю Дирекции, хотя бы ее основные вехи. Надо, чтобы им кто-то рассказывал об этом. Вот мы сейчас готовимся к 25-летию, а новые сотрудники просто не знают, что было сделано за эти годы.

Работа по организации в науке очень интересная. Другое дело, что порой согласовывать ее с чиновниками бывает сложно, и мне кажется, что, если нам не удастся наладить такую связь с министерством, как во времена Петрова, когда руководство считало нас своими помощниками, дело будет идти трудно.

Лично я, например, горжусь тем, что здесь работаю, и считаю, что самым продуктивным временем в моей трудовой деятельности были именно годы, проведенные в Дирекции. Не кривлю душой: было настолько интересно, что я летел на работу. Все было новое, не терпелось сесть и посмотреть.

Для людей увлеченных такой вопрос не стоит. Если человек выбрал науку, причем осознанно выбрал, то он ее ни на что не променяет. Другое дело, что престиж ее сейчас немного принижен, понятно почему. Денег не хватает. Но тем не менее эти научные кадры сохранились. Сохранились благодаря тому, что люди бескорыстно работают в науке, не ожидая каких-то дивидендов.